Ходили вместе с дорогой моей Ритой-Falchi на спектакль. Который, как известно, вдвойне интереснее, когда есть с кем его по песчинкам перемыть. И вообще, я ее всегда рада видеть на наших Московских просторах.
Вишнёвый сад.
Наконец, у меня появилось время написать отзыв. В принципе, мое восприятие не меняется со временем, так что сегодня я напишу, или завтра, почти нет разницы. Поскольку растекаться мыслью по древу мне в дневничке можно сколько угодно, начну издалека.
Чехова читать не люблю. Для меня он всегда будет ассоциироваться с зеленой тоской. Она сочетается с монотонным гудением голоса (пересказ на знание текста), скучными шаблонными сентенциями учительницы по литературе (с которой я и спорить перестала, не интересно было), пылью кружащейся в майском солнце, портретом Антона Павловича, взирающем со стен класса больше похожего на кабинет клерка девятнадцатого века, запахом мебельного лака, тяжелыми кулисами. Поэтому до сих пор, когда открываю книгу, на меня оттуда глядит все это; и персонажи, которые для меня всегда буду безжизненными. Герои точно фото вырезанные из газет. Но на сцене Чеховские пьесы обретают жизненный ток. Актеры наполняют героев эмоциями, те больше не шелестят в мозгу унылой картонкой.
В РАМТе Чехова поставили интересно, приблизив героев к зрителю максимально. Нет дистанции, невозможно абстрагироваться от их мира, и ты невольно смущаешься. Чувствуешь себя любопытным подглядывальщиком. Но потом, все это исчезает. Герои принимают в свой мир.
Начну с особо понравившегося. Это Лопахин. Илья Исаев – актер обладающий мужским уверенным обаянием. Знающий когда его включить на полную мощность, а когда и чуть приглушить. Его Ермолай такой внутри недолюбленный, ранимый. Казалось он тянется к Раневской и потому, что видит в ней любовь. В купце, вроде бы таком незатейливом, Исаев нашёл глубокую драму, живую рану. К финалу Лопахин какой-то сам себе и палач и жертва. Вынес приговор и тут же привел его в исполнение, закрыв путь к той нежной тонкой любви, которую ему могла дать Раневская, или ему казалось, что может. То есть не страстной, а материско-сестринской. И Илья как-то так сумел сыграть, что я остро это ощутила. Наверное, заметь его Лопахин хоть отблеск подобной любви в Варе, женился бы не раздумывая. Но Варвара не способна на нежную любовь. К финалу у Исаева на глазах стояли слезы, и у меня сжималось сердце. А вот Раневская на его фоне была какой-то мелкой, слишком кривлякой, слишком ненатуральной. Какой-то даже жестокой в своей неприспособленности.
Лопахиных я видала много и разных, и негатива к этому образу у меня нет. Скорее наоборот, мысль автора мне ясна, но расставленные акценты мне не нравятся, и как-то так вышло, что Раневская раздражает, вызывает отторжение и непонимание. А Ермолай у меня всегда пробуждал толику сочувствия. Наверное во мне сидит такой узкомыслящий бесчувственный и безвкусный Лопахин, рубящий наполненные старым временем и традиции, и сады. Ну так, вот возвращаясь все ж таки к актерскому воплощению. Только два Лопахина заставили мое сердце так сжиматься от жалости, почти расплакаться – Илья Исаев и Генка Меженин из параллельного класса. Можно смеяться сколько угодно, но у них они такие похожие, что я аж поразилась. Глубоко трагичные. На фоне этих Лопахиных, остальные персонажи меркнут и как-то мельчают.
Из хорошего, еще, конечно, Редько. Смотрела на него широко раскрытыми удивленными глазами. Столько искрометного комизма без всякой пошлости он выдал в роли Епиходова. Редько на сцене обычно распространяет какую-то мягкую интеллигентную ауру, которая незаметно пробирается к сердцу зрителя. А в этот раз это скорее было похоже на тысячи искр. Сцена пикника, в которой и он проделал немалую работу – мини-спектакль в спектакле, так здорово.
И как же без Петра Красилова. Он был такой невзрачный облезлый, серенький студент, что в течение спектакля я не раз задавалась вопросом «это ли человек, сыгравший моего любимого Маэстро», потрясающего обаяния актер. Не было в нем желания «урвать» внимание публики, он играл на партнеров и атмосферу. Красилов настолько чувствует свое место на сцене, что даже свою сумасшедшую обаялку приглушил. Наверное, приди я на его спектакли в первый раз и не знай, кто такой Красилова, подумала бы что такому серому мышонку подобрали роль по мерке. Еще одна грань его таланта.
Но это не значит, что Петр сливался со стеной. Очень понравились все его сцены с Лопахиным-Исаевым, особенно последняя. Я даже не знаю, как это описать. Какая-то задорная дружба-ненависть, желание поддеть, без злопамятности, как могут только мужики. Какое удовольствие было смотреть на Исаева-Красилова в одном пространстве, особенно когда ты тоже его своеобразная часть.
И трио Редько-Красилов-Исаев, порадовавшее своим появлением вместе – редкое удовольствие, на которое нужно просто прийти и посмотреть.
Сам спектакль не восторг, но вещь необыденная. Один раз, точно стоит сходить. А вот прийти ли второй раз, не знаю. Я бы пошла «переживать» Лопахина.
Вишнёвый сад.
Наконец, у меня появилось время написать отзыв. В принципе, мое восприятие не меняется со временем, так что сегодня я напишу, или завтра, почти нет разницы. Поскольку растекаться мыслью по древу мне в дневничке можно сколько угодно, начну издалека.
Чехова читать не люблю. Для меня он всегда будет ассоциироваться с зеленой тоской. Она сочетается с монотонным гудением голоса (пересказ на знание текста), скучными шаблонными сентенциями учительницы по литературе (с которой я и спорить перестала, не интересно было), пылью кружащейся в майском солнце, портретом Антона Павловича, взирающем со стен класса больше похожего на кабинет клерка девятнадцатого века, запахом мебельного лака, тяжелыми кулисами. Поэтому до сих пор, когда открываю книгу, на меня оттуда глядит все это; и персонажи, которые для меня всегда буду безжизненными. Герои точно фото вырезанные из газет. Но на сцене Чеховские пьесы обретают жизненный ток. Актеры наполняют героев эмоциями, те больше не шелестят в мозгу унылой картонкой.
В РАМТе Чехова поставили интересно, приблизив героев к зрителю максимально. Нет дистанции, невозможно абстрагироваться от их мира, и ты невольно смущаешься. Чувствуешь себя любопытным подглядывальщиком. Но потом, все это исчезает. Герои принимают в свой мир.
Начну с особо понравившегося. Это Лопахин. Илья Исаев – актер обладающий мужским уверенным обаянием. Знающий когда его включить на полную мощность, а когда и чуть приглушить. Его Ермолай такой внутри недолюбленный, ранимый. Казалось он тянется к Раневской и потому, что видит в ней любовь. В купце, вроде бы таком незатейливом, Исаев нашёл глубокую драму, живую рану. К финалу Лопахин какой-то сам себе и палач и жертва. Вынес приговор и тут же привел его в исполнение, закрыв путь к той нежной тонкой любви, которую ему могла дать Раневская, или ему казалось, что может. То есть не страстной, а материско-сестринской. И Илья как-то так сумел сыграть, что я остро это ощутила. Наверное, заметь его Лопахин хоть отблеск подобной любви в Варе, женился бы не раздумывая. Но Варвара не способна на нежную любовь. К финалу у Исаева на глазах стояли слезы, и у меня сжималось сердце. А вот Раневская на его фоне была какой-то мелкой, слишком кривлякой, слишком ненатуральной. Какой-то даже жестокой в своей неприспособленности.
Лопахиных я видала много и разных, и негатива к этому образу у меня нет. Скорее наоборот, мысль автора мне ясна, но расставленные акценты мне не нравятся, и как-то так вышло, что Раневская раздражает, вызывает отторжение и непонимание. А Ермолай у меня всегда пробуждал толику сочувствия. Наверное во мне сидит такой узкомыслящий бесчувственный и безвкусный Лопахин, рубящий наполненные старым временем и традиции, и сады. Ну так, вот возвращаясь все ж таки к актерскому воплощению. Только два Лопахина заставили мое сердце так сжиматься от жалости, почти расплакаться – Илья Исаев и Генка Меженин из параллельного класса. Можно смеяться сколько угодно, но у них они такие похожие, что я аж поразилась. Глубоко трагичные. На фоне этих Лопахиных, остальные персонажи меркнут и как-то мельчают.
Из хорошего, еще, конечно, Редько. Смотрела на него широко раскрытыми удивленными глазами. Столько искрометного комизма без всякой пошлости он выдал в роли Епиходова. Редько на сцене обычно распространяет какую-то мягкую интеллигентную ауру, которая незаметно пробирается к сердцу зрителя. А в этот раз это скорее было похоже на тысячи искр. Сцена пикника, в которой и он проделал немалую работу – мини-спектакль в спектакле, так здорово.
И как же без Петра Красилова. Он был такой невзрачный облезлый, серенький студент, что в течение спектакля я не раз задавалась вопросом «это ли человек, сыгравший моего любимого Маэстро», потрясающего обаяния актер. Не было в нем желания «урвать» внимание публики, он играл на партнеров и атмосферу. Красилов настолько чувствует свое место на сцене, что даже свою сумасшедшую обаялку приглушил. Наверное, приди я на его спектакли в первый раз и не знай, кто такой Красилова, подумала бы что такому серому мышонку подобрали роль по мерке. Еще одна грань его таланта.
Но это не значит, что Петр сливался со стеной. Очень понравились все его сцены с Лопахиным-Исаевым, особенно последняя. Я даже не знаю, как это описать. Какая-то задорная дружба-ненависть, желание поддеть, без злопамятности, как могут только мужики. Какое удовольствие было смотреть на Исаева-Красилова в одном пространстве, особенно когда ты тоже его своеобразная часть.
И трио Редько-Красилов-Исаев, порадовавшее своим появлением вместе – редкое удовольствие, на которое нужно просто прийти и посмотреть.
Сам спектакль не восторг, но вещь необыденная. Один раз, точно стоит сходить. А вот прийти ли второй раз, не знаю. Я бы пошла «переживать» Лопахина.
Для меня постановка в любом случае, предпочтительнее пьесы. Вот такая вот я. Даже в "Мастерской Петра Фоменко", мне очень понравились "Три сестры", ходила на них несколько раз и была под впечатлением. Даже они умеют его ставить, потому что другие два спектакля в этом театре были отвратительно скучными и пустыми. То есть, чеховские пьесы - большой материал и простор для актера. Причем писатель умудряется набрасывать такие крючки, на которые можно нарастить "мясо" по своему вкусу. А вот для меня, как для читателя, они недружелюбные, парадокс. То есть я такая лентяйка, что прихожу в Чехове на все готовое
А я все не могла подобрать определения, не могла сказать, почему она мне так не нравится. Очень точное выражение.
Лопахин - Ермолай.
Спасибо, исправила. А ведь перед тем как писать, поняв что не помню имени, полезла свериться. Но выбрала не те источники.
А я все не могла подобрать определения, не могла сказать, почему она мне так не нравится.
Я вот тоже не могла, она просто не нравилась. А на спектакле поняла, ну или время прошло. Я "Вишнёвый сад" с выпускного класса не перечитывала.
Раневская на редкость живучая, как раз в силу этой жестокой неприспособленности.
Да, рядом всегда найдется кто-то, с кого она будет сама того не подозревая, тянуть соки.